Спасти товарища Сталина! СССР XXI века - Страница 3

– Корвет выходит. Второй группе обеспечить прикрытие.

– Два-один принял. Два-два принял, – хрипит динамик рации.

В доме напротив, в том самом доме, откуда уехал Объект, качается, блеснув отраженным солнцем в стекле, тяжелая резная дверь, и в теплый вечерний воздух из парадного выскальзывает самая соблазнительная женская ножка в мире. Осторожно щупает голубым носком туфельки край гранитной ступени. Точеная голень выводит за собой изящную коленку, полуприкрытую кокетливо бирюзовой тканью платья, и дальше, вслед за безупречным движением бедра, появляется…

Она. Фея. Нимфа. Богиня.

Изящные тонкие руки. Трепещущая на гибком стане светлая курточка, обнажающая ветром округлость совершенного плеча и тяжелую упругость бюста, скрытого легкой тканью. Тонкая паутинка волос колышется у ее щеки, изящные пальцы ловят выбившуюся из безупречной прически светло-русую прядь, прячут нежным движением за розовым маленьким ушком. И Совершенство делает мягкий шаг по ступеням вниз, на зависть всем трем Грациям, опуская каблучок волнующим душу движением.

И хотя лицо девушки скрыто наполовину стеклами дымчатых очков, я узнаю ее по повороту шеи и тонкому абрису скул. Та самая фея из окна, которую я видел, получая данные из компьютера Объекта. Прекрасная незнакомка подходит к красному маленькому автомобилю «Лада-Корвет», грациозно нагибается и садится за руль. И изгиб ее ножки, задержавшейся на долю мгновения каблучком на асфальте, совершенством линий сводит меня с ума. Захлопнувшаяся дверца мгновенно прячет великолепие красоты, я едва успеваю подскочить, как она в один поворот руля тает в потоке автомобилей.

– Поехали, – командует Деев, и наш микроавтобус медленно трогается, пробираясь по двору между припаркованных плотно автомобилей.

Я возвращаюсь в кресло. Моему смущению нет предела. Не снисходительный взгляд подполковника, видевшего мой страстный прыжок к двери, и не восхищение Совершенством тому причиной. Я ощущаю, будто таю внутри, тает все, чем я был всего пару минут назад, ощущением безвозвратной потери.

Деев улыбается снисходительно, в чем-то даже отечески. Внезапная догадка сверлит мне мозг, совмещая несколько картинок: девушка в окне – сообщение о выходе Корвета – женская ножка в дверном проеме – сигнал уезжать. Я наклоняюсь к подполковнику, шепчу:

– Она и есть – Корвет? Верно?

– Кто? – глупо переспрашивает он.

– Та девушка, – подсказываю я терпеливо.

– Которая? – недоумевает он совершенно натурально.

– В красной машине, – поясняю. – «Лада-Корвет»… она, верно?

Кажется, что подполковник сейчас задохнется от смеха, так силится он вдохнуть, выталкивает сквозь клокочущий хохот:

– Вы-пей… брому… Казанова…

Я сажусь в кресло и отворачиваюсь к окну, где плывет мимо яркий весенний город. На душе скверно.

2

Деев высаживает меня во внутреннем дворе здания Государственного подшипникового завода номер два, говорит примирительно:

– Ты там не тяни, Петров. Начальство ждет.

Я знаю, что ждет. Начальство всегда сидит в мягком кресле и только и делает, что ждет. Переживает, чтобы с рапортом не опоздать к Высшему, которому, в свою очередь, не терпится отрапортовать Верховному. Высшее звонит Начальству: «Ну как там твои орлы, мать-и-мать? Смотри у меня!» Начальство смотрит у Высшего и звонит орлам: «Ну что вы там копаетесь, олухи, мать-и-мать!» И каждый из них мечтает стать Верховным. Чтобы просто сидеть и наслаждаться ожиданием.

Смотрю на Деева долгое мгновение, хочется воткнуть ему в душу что-то язвительное, чтобы вспоминал сегодня перед сном, но злость неожиданно уходит.

– Сделаем, – говорю без выражения и хлопаю дверцей.

Иду, глядя себе под ноги, в подъезд. И хотя охранник знает меня не первый год, процедура обязательна – магнитная карточка пропуска к турникету, дежурная фраза из двух слов:

– Добрый день!

Приветствие охраннику – не дань вежливости. Говорить хоть что-нибудь обязательно. Анализатор голоса проверяет меня. И если в один прекрасный день мое приветствие не попадет в привычный спектр, этажом выше меня встретят крепкие ребята из службы безопасности.

Мой отдел на втором этаже здания завода, однако работа моя к подшипникам никак не относится. Я – технический эксперт Комитета государственной безопасности СССР. Помещение в конторе завода занято исключительно из соображений строжайшей секретности моей работы. Некоторое время отдел состоял из меня одного. Однако мне придали недавно одного белобрысого краснодипломника, Степана Голумбиевского. Молодого амбициозного ученого с перманентной трехдневной небритостью, считающего, что именно так и должен выглядеть современный советский интеллигент. Как при этом его щетина остается в трехдневном диапазоне – для меня загадка. Может быть, он и бреется каждое утро, но стоит слишком далеко от бритвы?

Охранник на лестничной площадке второго этажа провожает меня прищуренным взглядом. Видимо, мой голос не изменился, и анализатор выдал мне «зеленый свет».

Магнитная карта к считывателю, щелчок электрозамка.

– Приветствую вас, коллега! – приподнимается в кресле белобрысый тип в таких же, как у меня, роговых очках и в белом лабораторном халате.

Хотя носить халат на службе необязательно, нашему отделу спецодежду не выдают, но краснодипломник считает, что именно так необходимо выглядеть в рабочее время. У него множество странных убеждений и комплексов. Бутерброд он обкусывает с обеих сторон, как он утверждает, для баланса и эстетики. Читает только классическую литературу и речи товарища Сталина, остальное напечатанное на бумаге именует пренебрежительно макулатурой. Еженедельно по выходным посещает кинотеатр вечерними сеансами, просматривая новинки проката, и по понедельникам доводит меня до головной боли критическими заметками о современных картинах и упадке реализма в киноискусстве.